А сейчас я мертв.
— Да, ма. Я буду дома в воскресенье к обеду… — он делает паузу. — Нет, я не пьян, — уверяет Джордж по телефону маму. Он не лжет. Он не пил, во всяком случае, пока.
— Нет, ма! Он просто чертовски подсел на кокаин! — кричу я, хотя ни один из них не слышит меня. Это и хорошо тоже; если бы она когда-нибудь услышала, как я матерюсь, она бы отхлестала меня по заднице.
Я не слышу, что мама говорит Джорджу, но слышу ее приглушенный плач по телефону.
— Знаю, ма. Я тоже по нему скучаю, — он прикрывает глаза рукой, его лицо принимает страдальческое выражение.
— Черт, Джордж, — вздыхаю я.
Я ненавижу видеть его таким.
— Я должен идти, ма. Я люблю тебя, — он нажимает на телефоне «отбой» и швыряет его на диван.
На стеклянном журнальном столике перед ним остатки белого порошка, пакет кокса, бумажник и пустые пивные бутылки. Джордж наклоняется вперед и поднимает мою фотографию в рамке, где я в военной форме, в тот день, когда закончил базовую подготовку. Он смотрит на фотографию долгое время, прежде чем аккуратно ее поставить. Сползая с дивана на колени, он достает водительские права из бумажника. Через несколько секунд он разделяет горку кокса на три небольшие полоски. Сложив права назад в бумажник, он берет долларовую купюру, плотно сворачивает, а затем использует ее, чтобы вдохнуть первую полоску.
— Джордж! — кричу я. — Боже, чувак. Почему ты это делаешь?
Но это бессмысленно, потому что он не может слышать мои слова огорчения.
Я не могу больше смотреть. Кроме того, я знаю, что эта шлюха, Мисти, направляется сюда, и мне противно видеть его с ней. Мой брат, очевидно, запутался, оплакивая свою потерю, и она по полной использует это: приносит ему наркотики, нюхает их с ним до тех пор, пока он платит, а затем они трахаются, хотя у нее есть парень, который выбьет все дерьмо из Джорджа, если когда-нибудь узнает.
Я исчезаю и снова появляюсь рядом с мостом недалеко от города. Мы с Джорджем приезжали сюда, когда были детьми, и ловили рыбу. Это одно из моих любимых воспоминаний. Когда я иду к мосту в темноте ночи, я слышу, как бушует вода в реке Джексон. Здесь в последние несколько дней шел сильный дождь, и уровень воды поднялся. Я завидую реке. Она движется, течет и продолжает жить. В отличие от меня. Я застрял в собственной западне и мне как-то нужно исправить то, с чем я не могу ничего сделать.
Я умер почти десять месяцев назад, и «белый свет», о котором говорят — это полная фигня. Во-первых, я не понимал, что я мертв. На самом деле, я думал, мне приснилось. Я был дома с мамой и папой, но когда попытался заговорить с ними, они не услышали и даже не отреагировали. Сообщение о том, что я был убит самодельным взрывным устройством в Афганистане, не пришлось долго ждать.
Шок — это все, что я чувствовал, все были разбиты этими новостями. В тот момент я думал, что это просто кошмар. Мне хотелось проснуться рядом с моим приятелем, Снайпером, в наших казармах и трепаться с ним о всякой фигне. Но этого не случилось. Вместо этого, я был вынужден смотреть, как моя семья скорбит, не в состоянии предложить им никакого утешения. Джордж вышел из-под контроля с тех пор, как я умер, и я не могу видеть его таким. Не сомневаюсь, что он — мой якорь здесь, удерживающий от перемещения куда бы то ни было.
— Это ад, — бормочу я себе под нос.
Погрузившись в свои размышления, я не заметил слабый свет впереди, пока не ступил на мост.
— Мне очень жаль, бабушка. Мне очень жаль, Аксель. Мне жаль, что я не сильнее.
Мои мысли прерываются, когда я слышу женский плач. Мой взгляд перемещается на звук ее голоса. Худенькая девушка одета в слишком большую дождевую парку, ее темные волосы прилипли к голове из-за дождя. С кончика носа капает вода. Она стоит на перилах моста, громко рыдая. Я останавливаюсь, не зная, как реагировать, но когда рыдания вдруг прекращаются и она поднимает голову, мое дыхание замирает. До этого ее эмоции показывали ее неуверенность покончить с собой. Теперь на ее лице лишь пустота, как будто она на что-то решилась. Она глубоко вдыхает, будто соглашается с принятым решением и с тем, что собирается сделать. И я уверен, что она собирается прыгать.
— Не надо! — кричу я, подбегая к ней, хотя знаю, что она меня не слышит, но не могу остановить себя. Когда ее голова дергается на звук моего голоса, я чуть не падаю в шоке на задницу. Ее темные глаза встречают с моими, и она напрягается. Она услышала меня.
— Уходи! — кричит она в ответ. Я смотрю на нее, широко распахнув глаза и открыв рот. Она видит меня! Она слышит меня!
— Просто уходи! — снова кричит она, утирая нос рукавом куртки.
— Ты можешь видеть меня? — я качаю головой в недоумении.
Она зажмуривает глаза и стонет.
— Ты мертв.
Это не вопрос, а скорее утверждение. Дождь прекращается и между нами наступает тишина.
— Ты действительно видишь меня? — спрашиваю снова. Я убежден, что схожу с ума.
— Мертвый и тупой, — бормочет она. — Конечно, я вижу и слышу тебя.
— Но… как?
Она отворачивается от меня, и я смотрю на ее профиль, когда она снова зажмуривает глаза.
— Уходи. Я не могу тебе помочь. Я уже помогала мертвым. Просто оставь меня в покое.
Она смотрит на воду, ее взгляд затуманивается тоской.
Дерьмо. Она собирается прыгать.
— Слушай. Как тебя зовут?
— Неважно как меня зовут.
— Это важно для меня, — убеждаю я. — Меня зовут Айк. Айк МакДермотт. Пожалуйста, просто спустись вниз. Давай поговорим об этом.
— Зачем? — она истерически смеется, и это звучит загадочно. — Так я помогу тебе решить незаконченное дело, чтобы ты мог перейти в иной мир? Ну, ты так предполагаешь, Айк? — говорит она горько.